Все
Отредактировано:28.03.08 12:40
//Записки старого порнографа.//
Они опять жгут книги. Не с такой помпезностью, как в Берлине или в Мюнхене, но так же фанатично и с таким же знанием своей правоты. Горят костры лучшей немецкой мысли. Я не мог работать несколько дней, потому что мои окна выходят на Фарберрштрассе, а за окнами толпы народа скандировали: «Мы с нашим фюрером за Великую Германию!»
О, великая Германия, что с тобой? Что они с тобой сделали? Лавочники, неудачливые политики и обиженные Версальским миром военные...
Я последнее время не могу не пить. Уже год, как я превращаюсь в тихого пьяницу. Раньше мог просто себе в удовольствие иногда забредать в кабачок на углу и с приятелями пить пиво до поздней ночи. Было похмелье и было противно по утрам, но настроение от дружеского общения выравнивалось. В другие дни я работал по ночам для журналов «Горностай» и «Мими». Писалось легко, и я смеялся по утрам тому, что написал вечером. Мои персонажи, опустившиеся аристократки и плутоватые крестьяне, освещали своим юмором мою комнатку с прогнившим потолком и сырыми обоями своими здоровыми телами, и я наяву слышал их сладострастные стоны, когда моё перо резво бежало по бумаге. Женский сок был основой чернил для моей авторучки, а стойкие фаллосы описанных мною похотливых гренадёров всегда удерживали её в вертикальном положении. Потные тела испанских донн, развалившись, лежали на пачках писчей бумаги и их белые, задранные ноги, опирались на край моего секретера. Я заставлял обнажаться до нага развратных старух-настоятельниц бенедиктских и фламандских монастырей, и радовался, когда незадачливый землемер застревал надолго в их кельях. О, что это было за время! Моя бедная Германия уже почти пришла в себя после страшной войны и уже жирели бюргеры, и взгляды девушек на улице становились светлей. Парни с надежной в глазах начинали смотреть в будущее, которое, наконец-то, не должно было стать безработным прошлым. А потом пришли они... Дьяволиватый фельдфебель с австрийской фамилией нашёл ключ к тёмным уголкам немецкой души и кто сознательно, а кто из за страх встал под его крючковатый флаг. Свастика... Я всегда видел этот знак, как символ единения и благополучия и считал его не менее значимым, чем фаллический символ плодородия. Но его призвал на военную службу соратник маленького австрийца, недоучившийся доктор философии. И я чувствую, что скоро священный знак древнего Тибета станет отображением помыслов дьявола во всём мире. Чума и страх поселились в нашей многострадальной стране. Мои бравые гренадёры были призваны по мобилизации с моих страниц на пропагандистские плакаты будущего Рейха. А пышные дамы моих рассказов скоро наденут чёрные платки, и будут получать короткие, официальные сообщения о том, судьба их сыновей уже прервалась. Я знаю. Я видел это двадцать лет назад. И не будет совокупления и милого, сладкого разврата. Будет воспроизводство нового пушечного мяса и чистка крови во имя создания новой расы. И на смену поглаживания женской нежности между ног под шёлковой юбкой, придёт жеребец, кусающий кобылу за загривок. Победитель, а не искуситель. Культ смерти станет мотивом к жизни, когда нужно будет «здесь и сейчас», а не «что, если бы...». И мне приходиться пить, что бы не видеть это. Всё, чем я жил последние десять лет после того, как бросил медицинскую практику, стало не нужным и не скоро возродится. Я напиваюсь, покупаю дешёвый ром, и во снах вижу моих уже мёртвых героев из рассказов, так, когда - то радовавших подростков в период возмужания и стимулирующих стыдливый девичий онанизм. Да, я мог давать им почву для сомнений в наставляющей деятельности их родителей и я сам, косвенно, воспитывал новое поколение. Остаётся гордится всего лишь воспоминаниями. Я четыре раза употребил слово «смерть» и, по- моему, не спроста. Наш красивый город скоро тоже погибнет. Нашей взбесившейся стране не простят её злобу и высокомерие. И превратят в пепел. А надежда? Где та самая, неуловимая надежда на возрождение из пепла? Может и придёт, но уже не ко мне. Я не верю в склеенные чашки и считаю, что нужно перебить всю посуду для того, что бы освободить место под новый сервиз. Хочется увидеть потомков, которые смогут снова стать теми, кто сможет рождать, а не брать. Думать, а не подчинятся. Верить, а не доверять. Любить этот мир, который сегодня гибнет от чумы чёрных мундиров. Храни вас Бог, те, которые будут подобно моим героям наслаждаться этим солнцем и друг другом. Принесите надежду, тем, кто её лишился.
Клаус Шенкер. Сотрудник Дрезденского бюро Ассоциации Независимых Журналистов.
1939 г, Дрезден. Германия.
Найдено под обломками квартала в разбомбленном союзными войсками Дрездене в 1944г. году сержантом морской пехоты США Эдди Тимонсоном.